«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британс - Страница 54

— А сейчас разрешите откланяться. Вы так стремительно и целенаправленно неслись по улице под всеми парами, что не составляет труда догадаться о вашей занятости. Эдуарду Рудольфовичу привет!

— Передам обязательно! — Арсенин пожал протянутую ему на прощание руку и на секунду задумался. — А что, барон фон Штейгер все еще в главных агентах ходит? Поговаривали ведь, что его еще по лету на пенсион проводить собирались?

— Здесь он, здесь, — доверительно кивнул Кочетков. — Этот могучий старик всей нашей империи подобен, непоколебим и неистребим. Не смею вас больше задерживать, а вечером крепите ванты и шкоты — обязательно в гости нагряну!

Как и было обещано, Кочетков навестил кают-компанию «Одиссея», произведя на господ офицеров самое благоприятное впечатление. Весь вечер он озорно и весело шутил, долго и со знанием дела обсуждал с механиком Никитой Степановичем достоинства и недостатки новых котлов Беллино-Фендерих, умудряясь в то же время дискутировать с доктором Карпухиным и штурманом Силантьевым о культуре Индии и причинах восстания сипаев. К слову сказать, принесенная Кочетковым бутыль с коньяком так и осталась едва початой, потому как чрезмерное винопитие во время похода на борту «Одиссея», мягко говоря, не поощрялось. Так что щит к воротам Царьграда так и остался не прибитым. До следующего раза.

За веселым и познавательным общением время пролетело незаметно, и только когда Силантьев, собираясь на вахту, стал прощаться, собрание в кают-компании заметило, что четыре часа пролетели незаметно. Следом за Силантьевым распрощался и Кочетков. Позвав вестового, он попросил разлить коньяк по бокалам, после чего, завершая встречу, гость произнес длинный и красивый, слегка вычурный, но от этого не менее приятный тост.

Уже стоя напротив сходней, Арсенин несколько озадаченно взглянул на Кочеткова и спросил:

— Владимир Станиславович! Простите, бога ради, ежели не в свое дело лезу, но ни днем, ни нынче вы так и не обмолвились, каким ветром вас в сии палестины занесло, упомянули, что вам пароход еще дней десять ждать, и только.

— Господь с вами, Всеслав Романович! Какие могут быть обиды? Никаких, ровно как и тайн. — Передумав спускаться, Кочетков повернулся к капитану: — Служба меня сюда занесла, по ее делам и далее направляюсь. А через десять дней, если беды какой не случится, Константинополь навестит «Espadarte», пароход португальский. Вот на нем я в Лоренсу-Маркиш проследую, если ранее от жары и скуки ноги не протяну.

— А зачем вам столько времени терять? — обрадовался возможности оказать любезность Арсенин. — Чем с инородцами два месяца по волнам болтаться, не лучше ли делать это с земляками? Если вы не против нашего общества, могу предложить вам вторую койку в своей каюте и стол в кают-компании.

— Спасибо за предложение, — пытаясь разгадать, есть ли в неожиданном предложении подвох, чуть настороженно прищурился Кочетков. — Только одного не пойму: вы, конечно, капитан и сам себе голова, но вот так, ни с того ни с сего, ради случайного знакомца отправлять свое судно за тридевять земель? Позвольте полюбопытствовать, с какой это корысти?

— Да нет же, нет! — рассмеялся Арсенин. — Нет никакой корысти. Точнее, корысть присутствует, но к вам никакого отношения не имеет. У меня фрахт до Дурбана, а в Лоренсу-Маркиш мы так и так заходить будем, бункероваться да свежую воду в анкера брать. Так почему бы мне не помочь хорошему человеку? Тем более такому приятному и интересному собеседнику.

— Если так, то вы, Всеслав Романович, меня премного обяжете. — В порыве благодарности геодезист крепко пожал Арсенину руку. — Предложение ваше для меня как нельзя кстати, ибо никто еще не опроверг романского измышления — tempori parce! Только теперь я даже не знаю, что более для вас обидно — что в корыстолюбии вас заподозрил или же что в недостатке прагматизма уличил.

— За такие подозрения я б и на мытаря не обиделся, а на вас и подавно, — вновь улыбнулся Арсенин. — Вы сейчас портье записочку черкните, а я вестового в гостиницу за вашими вещами отправлю. Незачем вам по ночному Стамбулу ноги бить да местных разбойников в искушение вводить. Пока матрос до гостиницы добираться будет — прошу в мою, а теперь и вашу, каюту.

Перешагнув через комингс капитанских апартаментов, Кочетков бегло, но в то же время внимательно осмотрел помещение, а затем, подойдя к книжной полке, взял с нее один том.

— Вы, смотрю, тоже Киплинга почитываете? И как он вам?

— Изрядный, по моему мнению, писатель. — Арсенин расстегнул китель и присел на край койки. — Да и поэт отменный. Жаль только, на язык родных осин пока не перевели, приходится на его родном языке читать. Судя по вашему «тоже», вы и сами весьма его цените?

— Ваша правда, ценю, — неторопливо перелистнул страницы Кочетков. — Особенно мне у него «Mowgli’s Brothers» нравятся. Он… один приятель, ведая о моем увлечении сим писателем, то ли за внешнее, то ли за внутреннее сходство меня как-то Акелой окрестил…

Арсенин, привстав с койки, принял позу древнегреческого декламатора, и, демонстрируя отличную память, процитировал:

— Закон Джунглей суров: промахнулся — уходи! Дело ведь не в том, что Стая осталась без добычи, в конце концов, в джунглях полно живности, дело в том, что Вожак не может ошибиться. Никогда, ни разу!

— Вижу, вижу, читали, — хитро прищурившись, сдержанно поаплодировал Кочетков. — Значит, одна тема для бесед в дороге уже имеется, что радует. Но я, в отличие от книжного волка, не промахиваюсь. Ни в прямом, ни в фигуральном смысле. И когда я на тропе, никакой Шерхан помешать не сможет…