«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британс - Страница 67

Потапов, жалобно всхлипнув, пробормотал что-то невнятное. Василек, утешая его, загудел про покаянную голову, и даже Троцкий высказал предположение, что можно б скинуться и найти сапожника, чтоб тот до утра стачал сапоги. Ракитин буркнул в ответ, что в таком случае только материал купить надо, да чекушку, а сапожничать он и сам мастер. Да только где найдешь посреди ночи все необходимое?

— А ну, ша! — отчеканил Корено, прерывая дискуссию. — Разорались тут, как та тетя Хая на Привозе. Есть одно соображение ума, — повернулся он к Троцкому: — Миша Винницкий говорил, шо ты режешь в карты так, как Леня Собинов поет. Шо ты скажешь за идэю устроить этому турецкому цудрейтору Синоп на крупных ставках, шобы у него кончились мысли обижать русских матросов? А мы без второго слова постоим рядом. Пусть он тебя уважает, а нас просто боится.

Попади Троцкий в подобную ситуацию полгода тому назад — он нашел бы тысячу причин отказаться от предложения Николая. Но сейчас, когда он ощутил на вкус тяжкую романтику морской жизни, дружбу Туташхиа и Корено, уважение матросов, осознание своей нужности и полезности в деятельности того организма, которым является, по сути, любое судно, отказаться от предложения он уже не мог. И как бы ни боялся Лев сесть за стол с каким-то местным разбойником, перспектива предстать слабаком перед своими товарищами пугала его гораздо больше. А потому он помолчал минутку, собираясь с духом, потом улыбнулся и махнул рукой:

— А-а-а, один раз живем! Тут и думать нечего — выручать надо! Пошли, братцы! А ну, Филя, показывай, где тут тебя обесчестили?

Внутреннее убранство таверны мало чем отличалось от сотен таких же таверн, харчевен, кабаков и прочих забегаловок, коих тысячи во всех портах мира.

В полукруглом зале, скудно освещаемом чадящими масляными лампами, на засыпанном опилками полу столпились полтора десятка грубо сколоченных столов, окруженных длинными скамьями или же бочонками, поставленными «на попа», стойка трактирщика в противоположном от входа углу зала была заставлена разномастными бутылками с яркими этикетками снаружи и подозрительным содержимым внутри. Закопченные круглые окна и кучки сомнительных личностей, восседающих битый час за полупустой кружкой дрянного пива или рома. Все как всегда и как везде. Единственным отличием от других подобных заведений являлось чучело крокодила, болтающееся под черным от копоти сводом.

Перешагнув порог таверны, Троцкий, сморщившись от тошнотворной смеси запахов прогорклого масла, пота, немытого тела и прокисшего вина, прищурился, пытаясь разглядеть, где засела, по выражению Коли, «козлина турецкая». В дальнем от входа углу, справа от барной стойки, то есть точно там, где «козлину» следовало искать, — за столом восседала небритая личность, щеголяющая алой феской на голове и кожаной жилеткой на голом, волосатом, как у обезьяны, торсе. Личность с треском тасовала новенькую колоду карт.

Лев посмотрел на приятелей, расположившихся за одним из столов, и решительно зашагал к столику турка.

Как и указал Филька, турок вполне сносно говорил по-русски и на предложение Троцкого сыграть отреагировал с довольной, чуть надменной улыбкой. В таком благостном настроении он пребывал минут тридцать, после чего благодушие стало уменьшаться пропорционально содержимому его кошелька. Пару раз турок пытался передернуть карты, но всякий раз натыкался на насмешливый взгляд Троцкого, укоризненно покачивающего перед его носом пальцем, и откровенную усмешку помахивавшего кулаком Корено. После очередного проигрыша турок попытался отказаться от игры, но толпа посетителей, сгрудившихся к тому моменту вокруг их стола, грозным ревом отвратила его от этой мысли.

Через час игры турок, бросив на стол феску, жилетку и туфли с загнутыми носами, на трех языках прокричал, что больше ему играть не на что. Удовлетворенно усмехнувшись, Троцкий подозвал к себе Потапова и, церемонно раскланявшись, вручил невезучему товарищу его вещи, а после отнес груду выигранного барахла трактирщику, заказав лучшей еды и выпивки для друзей. Корено, добравшись до стойки бара в два размашистых шага, радостно обнял Троцкого за плечи.

Впрочем, у турка тоже нашлись свои сторонники — его окружили с десяток английских и французских матросов, о чем-то говоривших турку и указывающих руками на Троцкого.

— Лева, если случится заваруха, постарайся уйти отсюда на своих ногах! — весело подмигнул Троцкому Корено. — А все остальное оставь за нами.

Судя по тому, как повышал голос турок, он явно стремился пересмотреть итоги игры.

Троцкий хихикнул:

— Коля, погляди — точно как в Крымскую войну! Русские против турок, англичан и французов!

— Лева, мне никогда не нравилось, чем окончилась та война! Эй, братишки, у нас тут полная мобилизация!

Тем временем турок простер руку в направлении Троцкого:

— Клянусь Аллахом, за спиной этого неверного стоит иблис! Я слышал, как он шептал заклинания во время игры!

— Аллах кезани версин! Разве Аллах не запрещает правоверным азартные игры? — немедля откликнулся Корено. — И хто виноват, шо перед Богом ты подлец, а перед людьми — дурак?

— Эзек оглу эзек! — завопил турок, потрясая в воздухе кулаками. — Все русские — свиньи, а греки — помет этих свиней!

— Так и на ж тебе от дружбы русских с греками! — без тени эмоций произнес Коля и, быстро шагнув вперед, двинул турка в челюсть.

Турок взлетел в воздух. Пролетел пару саженей, теряя в полете зубы и чертя по полу строчку крови. Упал на пол и проехал на спине еще сажень, прежде чем исчезнуть со страниц этого романа.