Троцкий, согласно кивнув, развязал мешок и, закусив от волнения губу, стал несколько суетливо переодеваться в купленный еще в Батуме костюм.
— Может, тебе кинжал дать?
— Нет. И так справлюсь. — Лев попытался расправить складки на слежавшемся пиджаке, но, видя тщетность своих стараний, чуть нервно усмехнулся: — Ты представь, забегает в околоток тип в измятом костюме и с аршинным кинжалом в руке, полицейские не то что на улицу не пойдут, а так по щелям запрячутся, что до утра не сыщем…
Дождавшись, пока Дато и Корено встанут по обе стороны от входа, Троцкий перекрестился и вбежал в здание участка, преувеличенно тяжко дыша, но тут же остановился — за входной дверью начинался длинный темный коридор, слегка подсвеченный тонкой полоской света, выбивавшейся из-за приоткрытой двери в дальнем его конце. Увидев хоть что-то, напоминающее цель, Троцкий громко хлопнул входной дверью, нарочито громко топая, пронесся по коридору и широко распахнул подсвеченную дверь. Как он и предполагал, в комнате за круглым столом азартно шлепали картами четыре человека в распахнутых мундирах колониальной морской полиции.
— Там! — заорал он, пытаясь скрыть за учащенным дыханием русский акцент. — Там на улице лежит солдат! Весь в крови, но еще дышит! Скорее! Ему, наверное, нужна помощь!
Сидящие за столом люди недовольно покосились на Троцкого. Один из них, с шевронами капрала на рукаве, отложив в сторону карты, окинул Льва мрачным взглядом и неприязненно буркнул:
— Что у вас случилось, сэр, что вы позволяете себе врываться в полицейское учреждение, как к себе домой?
— Там солдат умирает, а вы здесь расселись! И это люди, которые должны охранять покой добропорядочных граждан! — затараторил Троцкий, шагнув в темный угол комнаты.
— Там — это где?
— Здесь рядом, за углом! Пойдемте, я покажу!
Капрал поморщился и, тяжко вздохнув, мотнул головой подчиненным:
— Дэниэльс, Брэдли, сходите с этим… добрым самаритянином. Посмотрите, что случилось, вернетесь — доложите. Только не задерживайтесь, криббедж долго ждать не любит.
Двое полицейских, повинуясь указанию капрала, с крайне недовольными физиономиями неохотно поднялись из-за стола и, застегивая на ходу вороты кителей, направились следом за Троцким. Лев, указывая путь, скорым шагом выскочил на улицу и удивленно замер, не увидев поблизости ни Туташхиа, ни Корено. В полной растерянности он обернулся и успел заметить, как две размытые тени метнулись к крыльцу здания. Еле слышный свист ножа и глухой стук удара сменились едва различимым хрипом, и тела обоих полицейских с деревянным стуком рухнули на крыльцо.
— О! Такой вполне ничего себе шпалер! — довольным голосом Корено произнесла одна из теней, вынимая револьвер из кобуры одного из убитых. — Дато, берите себе второй, и в четыре руки мы сыграем такой концерт, шо Изя Штрайсман будет иметь причин для зависти! Вот только гляну, шо еще хорошего покойный по карманам заховал…
— Некогда! — коротко бросил Туташхиа, проворачивая барабан трофейного револьвера. — Дело надо доделать. Лев! Мы сейчас мертвых спрячем и зайдем внутрь. Ты за моей спиной стой и скажи этим… баранам, чтобы они руки подняли и за оружие не хватались. И вот еще, револьвер возьми.
— А ты как же? Их всего-то два, револьвера-то! — сконфуженно пробормотал Троцкий, принимая оружие из рук абрека.
— У меня кинжал есть и плеть, — усмехнулся Туташхиа. — Мне хватит. Да и им, пожалуй, тоже. А теперь — взведи курок и пошли.
Продолжая улыбаться, горец щелкнул кинжалом об устье ножен и первым вошел в дом.
— Сидеть! Сидеть, ублюдки! — поводя дулом револьвера по сторонам, проорал Троцкий капралу и его товарищу, донельзя удивленным его возвращению с оружием в руках. Впрочем, через мгновение, когда из-за спины Троцкого, поигрывая оружейной сталью, вышли еще двое незнакомцев, их удивление стало еще больше.
— Даже не думай! — продолжал орать Лев, выплескивая с криком свой испуг. — Руки! Руки вверх поднимай! И ты тоже! Да задери же ты руки, черт тебя побери!
— Все, Лев, можешь не кричать, ты их и так запугал до полусмерти, — ухмыльнулся абрек, вынимая оружие из кобур полицейских. — Ты лучше спроси, где наш капитан сидит, где ключи от камеры хранятся, когда смена придет…
Троцкий, запинаясь от волнения, сбивчиво перевел заданные Туташхиа вопросы, но полицейские, то ли храня верность присяге, то ли просто онемев от страха, молчали.
— Храбрые люди в тутошней полиции работают, — весело удивился Туташхиа. — Нико! Застрели одного из них, может, второй разговорчивей станет.
— Какого из них, Дато?
— Того, что пожирней и с нашивками на рукаве… — начал абрек, но договорить не успел. Сухой грохот револьверного выстрела прокатился по комнате, и капрал рухнул, заливая столешницу кровью из простреленной головы.
— Поторопился ты, Нико, — укоризненно покачал головою Туташхиа. — Я хотел сказать, чтобы ты этого, — он ткнул стволом в мертвого капрала, — живым оставил. Ну, ничего, — абрек с веселой злостью посмотрел на скрючившегося от страха полицейского, — нам этот все расскажет. Если жить хочет. Лев, что я сказал — ему переведи.
Услышав, что хладнокровным убийцам нужен только русский капитан, полицейский облегченно всхлипнул и, с трудом сдерживая рвотные позывы, трясущимися руками отстегнул от пояса мертвого начальника связку с ключами. Передав ключи Туташхиа, он засеменил впереди абрека, указывая путь к камере.
— Я, как пальбу в околотке услыхал, так сразу и подумал — Дато пришел! — радостно улыбнулся горцу Арсенин, выходя из камеры. — Если стоит дилемма, кто выиграет забег: четверо вооруженных полицейских или Дато с голыми руками, вывод однозначен — полицейским ничего не светит. Вот только комендант теперь расстроится… Он так хотел повенчать меня с конопляной тетушкой, а теперь свадьба отменяется!